Глава II. Социально-экономические предпосылки возникновения государства и городов в Албании

Возникновение городов в Албании явилось результатом многовекового социально-экономического развития страны. Оно неразрывно связано с появлением и развитием имущественной и социальной дифференциации среди населения, что в свою очередь закономерно привело к образованию классов и государства. Это качественное изменение в жизни населения было обусловлено главным образом социально-экономическим развитием страны, хотя определенное воздействие на этот процесс оказывали и внешние факторы. Думается, что для решения вопросов, связанных с возникновением городов Албании необходимо, хотя бы в общих чертах (в виде небольшого исторического экскурса) проследить общий ход социально-экономического развития страны.

Географическая среда Закавказья, в том числе территория, где возникло Албанское государство, отличалась благоприятными климатическими условиями и богатством природных ресурсов, что еще в эпоху бронзы способствовало довольно высокому развитию экономики этого региона.

Возникновение и ранние стадии развития имущественной дифференциации среди населения особенно хорошо прослеживаются по погребальным памятникам. Судя по археологическим раскопкам этих памятников, произведенным в Азербайджане, Грузии, Армении и на Северном Кавказе, в середине II тыс. до н. э. среди населения Кавказа хорошо прослеживаются элементы социальной и имущественной дифференциации. Корни этого социального изменения, как обосновано считают исследователи, восходят к третьему тысячелетию [290, с. 92; 292; с. 102-110, 240, с. 69-72].

Процесс имущественной дифференциации среди населения Кавказа, в том числе древнего Азербайджана, постепенно усиливаясь к концу II тысячелетия, достигает высокого уровня развития.

В эпоху средней и поздней бронзы, особенно в период раннего железа, что охватывает вторые и первые века I тысячелетия, на всем Кавказе наряду с бедными довольно часто встречаются погребения с богатым погребальным инвентарем. Для этого периода в Азербайджане характерны погребальные памятники типа курганов, каменных ящиков и грунтовых погребений.

В богатых погребениях этой эпохи в изобилии встречаются глиняные сосуды, различные предметы украшения, оружие и т. д., многие из которых отличаются высоким художественным достоинством. Изготовление этих изделий требовало большого умения и знания многих сложных технических процессов. В это время высокого уровня развития достигла металлообработка. Мастера почти в совершенстве владели техническими навыками, в том числе тонкостями литья по восковой модели. К этому периоду относится и освоение железа, что дало возможность создать более совершенные орудия производства и оружие.

В эпоху бронзы и раннего железа интенсивно развивались различные виды ремесла, некоторые из которых начали отделяться от сельского хозяйства. Появлялись специалисты – ремесленники, занимавшиеся товарным производством [291, с. 112]. Однако основу хозяйства по-прежнему составляли земледелие и скотоводство. Появление железа и изготовление из него более совершенных орудий труда способствовало бурному развитию земледелия. Земледелие развивалось в основном в плодородных долинах рек и предгорных районах Азербайджана. В скотоводстве начинал преобладать мелкий рогатый скот. Наличие в Азербайджане обширных равнинных пастбищ с умеренно теплой зимой, а также высокогорных альпийских лугов, благоприятствовало развитию отгонного скотоводства. В это время, как у земледельческих, так и у скотоводческих племен регулярно производились излишки продуктов, что в свою очередь вызвало развитие обмена между этими племенами. В эту эпоху возрастающий уровень материального благосостояния способствовал увеличению плотности населения. Все эти процессы содействовали разложению первобытного общинного строя.

Характеризуя этот период в развитии человеческого общества, Ф.Энгельс пишет: «Возрастающая плотность населения вынуждает к более тесному сплочению как внутри, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племен становится повсюду необходимостью, а вскоре становится необходимым и слияние их и, тем самым, слияние отдельных территорий племен в одну обширную территорию всего народа. Военный вождь народа rех, basilus, thiudans становится необходимым должностным лицом. Появляется народное собрание там, где еще не существовало. Военачальник, совет, народное собрание образуют органы родового общества, развившегося в военную демократию. Военную, потому что война и организация для войны становится теперь регулярными функциями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей… Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападение или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом» [5, с. 164]. Именно в это время появляются поселения, укрепленные оборонительными сооружениями, ибо становится необходимым защитить накопленное добро от посягательства других воинственных племен. Как говорит Ф. Энгельс, «недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов, в их рвах зияет могила родового строя» [5, с. 164].

Для этого периода характерно то, что внутри родового общества племени появляются богатые и бедные. Отдельные семьи составляют племенную знать, в руках которой накапливается львиная доля богатства. Они уже начинают диктовать свою волю остальным соплеменникам. «Грабительские войны усиливают власть верховного военачальника, равно как и подчиненных ему военачальников, установленные обычаем избирание их преемников из одних и тех же семейств мало-помалу, в особенности со времени установления отцовского права, переходит в наследственную власть, которую сначала терпят, затем требуют и, наконец, узурпируют, закладываются основы наследственной власти». [5, с. 164].

Археологические материалы свидетельствуют о том, что такое же положение было в древнем Азербайджане в эпоху конца бронзы и раннего железа, когда плотность населения этого региона намного увеличилась, о чем свидетельствуют многочисленные поселения и погребальные памятники. Погребения знати по пышности погребального обряда и богатству инвентаря резко отличаются от погребений рядовых представителей населения. Для примера можно привести курган № 1, раскопанный Я.И.Гуммелем в 1930 г. около нынешнего гор. Ханлара, недалеко от Кировабада [144]. В кургане, относящемся к эпохе поздней бронзы, помимо основного погребенного, возможно, вождя, были захоронены подчиненные лица, вероятно, насильственно умерщвленные, а также три коня. Погребение вождя было отделено от остальных рядом больших камней. В кургане, наряду с многочисленными глиняными сосудами, были выявлены в большом количестве бронзовые предметы украшения, бронзовые мечи, кинжалы, топоры-секиры, умбоны щитов и многие другие изделия, большинство из которых имело высокое художественное достоинство.

По богатству погребального инвентаря отличаются Арчадзорские курганы, раскопанные в 1893-1894 гг. Э.Реслером, позднее исследованные К.X.Кушнаревой [265, с. 135- 177]. В одном из этих курганов [курган № 1] были выявлены четыре костяка. Один из них явился основным, остальные были захоронены в сидячем положении. В погребении найдено много оружия (бронзовые мечи, кинжалы, наконечники стрел, секиры, вилы), шлем из листовой бронзы, удила, втоки копий и многие другие, в числе которых только глиняных сосудов более сорока. Три сосуда были наполнены раковинами каури, сердоликовыми и золотыми бусами и обсидиановыми наконечниками стрел. Очень богат находками также Арчадзорский курган № 2, по обряду несколько отличающийся от первого. Среди погребального инвентаря этого кургана выявлена одна цилиндрическая печать из листового золота. Подобные курганы и погребения типа каменных ящиков в Азербайджане были обнаружены неоднократно.

За последние годы в Азербайджане был выявлен ряд очень богатых погребений эпохи поздней бронзы и начала раннего железа. Среди них по богатству погребального инвентаря особенно выделяются курганы, исследованные Г.Ф.Джафаровым у селений Борсунлу и Бейимсаров в Мир-Баширском [161а; 161б, с. 14-15] и курган у с. Сарычобан (Материалы этого кургана еще неопубликованы) в Агдамском районах. В Борсунлу, под насыпью кургана, в погребальной яме площадью 256 кв. м. (32x8x4 м.), перекрытой большими бревнами в 2-4 наката с камышовыми настилами, захоронено знатное лицо, вместе с которым в загробный мир отошли 9 покойников (возможно дружинники, слуги и наложницы), 8 лошадей с богатой сбруей. Вероятно, труп вождя клали на деревянный помост. Погребальный инвентарь состоит из керамических сосудов, бронзовых топоров, наконечников копий и стрел, конских удил разных типов, многочисленных предметов украшений и т. д. Очень богаты также Бейимсаровский и Сарычобанский курганы. В Бейимсарове в могильной яме площадью 200 кв.м (20х10х6м), перекрытой большими бревнами, хворостом и камышом со стенками, укрепленными досками, на деревянном ложе захоронен представитель знати, рядом с которым находились 5 покойников в сильноскорченном и сидячем положениях (телохранители, слуги, наложницы) и 6 лошадей. В погребении имелись керамические сосуды, многочисленные предметы украшения и т. д.

Одной из характерных черт погребальных памятников этой поры является наличие в них большого количества предметов вооружения. Очень много предметов вооружения было найдено в Западном Азербайджане при раскопках В.Белька, А.А.Ивановского, Я.И.Гуммеля [более подробно см.: 407, с. 97-111] и др. В последние годы в этом же регионе, в местности Хачбулак (Дашкесанский район) многочисленные и разнообразные предметы вооружения были обнаружены Г.П.Кесаманлы при раскопках погребальных памятников [232, с. 32-41; 62,с 81-94]. Предметами вооружения богаты памятники Мугани [158,с 21-50] и Талышской зоны [297, с. 66-75; 298, с. 64-78] Азербайджана. Такое же положение мы наблюдаем в памятниках данной эпохи всего Кавказа.

Воины при набегах, вероятно, довольно широко пользовались верховыми конями, на что, по-видимому, указывают остеологические материалы, конское снаряжение, часто обнаруживаемые при раскопках. Изобилие предметов вооружения доказывает, что время было неспокойное. Между племенами и племенными союзами столкновения были довольно частыми, что соответствует по терминологии Ф.Энгельса периоду «военной демократии».

К этому периоду в Азербайджане относятся укрепленные поселения, так называемые «циклопические сооружения», на которых целесообразно остановиться несколько подробнее, ибо они, в некоторой степени, являются прототипами более поздних городов, хотя отличаются от последних рядом особенностей.

Наличие многочисленных циклопических сооружений было установлено в Западном Азербайджане, Армении, Грузии, а также на Северном Кавказе [407, с. 21]. Наиболее древние из них относятся к концу III тысячелетия до н. э. [170, с. 16-17; 269, с. 8]. Еще в 30-е годы в западном Азербайджане, главным образом на склонах Малого Кавказа, были взяты на учет более двухсот циклопических сооружений [157, с. 17]. За последние годы список их увеличился. Все они расположены в горной зоне, в труднодоступных местах и сооружены исключительно из крупного бутового камня без скрепляющего раствора. Ныне иногда встречаются остатки стен, состоящих из 2-3 рядов, общая высота которых доходит до 3 м.

Циклопические сооружения имеют одну, две, а иногда даже три стены, идущие параллельно и опоясывающие холм. Расстояние между этими стенами колеблется от 5 до 10 м. Имеются циклопические сооружения, опоясанные лишь одной стеной. Вокруг некоторых из них были выявлены следы поселения. Циклопические сооружения Азербайджана датируются эпохой поздней бронзы и раннего железа, т. е. последними веками II-первыми веками I тысячелетий до и. э.

О назначении этих сооружений существуют различные мнения. Впервые ознакомившись с циклопическими сооружениями Азербайджана, И.И.Мещанинов допустил, что эти крепости являлись защитными пунктами транзитной торговли. Позднее, когда он ознакомился с подобными сооружениями Армении, то пришел к выводу, что циклопические сооружения являются укрепленными поселениями, которые в урартских клинообразных надписях названы городами [303, с. 68].

И.И.Мещанинов справедливо считал, что циклопические сооружения Закавказья были предназначены для защиты жителей и их скота при нападении врагов. По его мнению, эти сооружения не могли существовать во время начальных ступеней родового общества. Они «характерны для раздробленных общественных коллективов, обособленности отдельных родоплеменных союзов» [303, с. 87].

И.М.Джафарзаде, продолжая работы, начатые с участием И.И.Мещанинова, по изучению циклопических сооружений Азербайджана, выявил много таких памятников, составил их планы и посвятил им объемистую статью [157, с. 5-53]. Однако, относительно назначения этих памятников он пишет, что они не имели оборонного значения, а скорее всего, носили культовый характер [157, с. 50-52].

Г.А.Абилова циклопические сооружения по назначению разбивает на группы. Одну группу составляют крепости на больших караванных дорогах для защиты купцов, а другую – сооружения, предназначенные для защиты населения и его имущества (скота) во время нападения врагов, остальные подобные сооружения якобы являются остатками феодальных зданий, оградами сельскохозяйственных и священных участков и др. [21].

Циклопическим сооружениям Азербайджана определенное внимание уделил и Дж.А.Халилов [407, с. 21-44], который разбивает их на три группы. К первой группе он относит более значительные по площади циклопические сооружения. В мирное время внутри такой крепости жила часть населения, а остальная его часть жила в поселении, расположенном вокруг крепости. Во время нападения врага население всего вокруг лежавшего поселения со своим имуществом перебиралось в циклопическое сооружение. Ко второй группе относятся небольшие циклопические сооружения, которые в мирное время часто пустовали, а во время нападения врага служили убежищем для населения. Третья группа этих сооружений, по мнению Дж.А.Халилова, расположена на высокогорных луговых пастбищах. Ими пользовались лишь в летнее время, когда отгоняли скот на высокогорные пастбища [407, с. 43]. С этим мнением автора, в основном, можно согласиться.

Следует отметить, что для выяснения назначения циклопических сооружений большое значение имеет проведение в них археологических раскопок. В Азербайджане в этом направлении работы начаты лишь в последние годы под руководством Г.П.Кесаманлы. Так, при раскопках внутри циклопических сооружений прослежен культурный слой с остатками различных построек, чаще всего представляющих собой землянки и полуземлянки, причем иногда, довольно значительные по площади [233, с. 70-79]. В последнее время в циклопическом сооружении Дашлытепе выявлены и надземные постройки (С результатами своих раскопок меня ознакомил Г. П. Кесаманлы.). Относительно назначения циклопических сооружений Г.П.Кесаманлы считает, что они были оборонительными сооружениями, куда во время опасности загоняли скот [233, с. 73].

Очень интересным является разделение ряда циклопических сооружений на отсеки, в которых, по-видимому, были помещены определеные семьи, группы населения, скот и другое имущество.

Таким образом, циклопические сооружения Закавказья, в том числе древнего Азербайджана, выполняли функции оборонительных сооружений племен, которые переживали последний этап разложения первобытно-общинного строя. Основу хозяйства этих племен составляло скотоводство. Наличие подобных сооружений на обширной территории Закавказья свидетельствует об одинаковом уровне социально-экономического развития общества в этом регионе. На основе изучения многочисленных археологических материалов Закавказья к сходному выводу для более позднего периода пришел Б.Б.Пиотровский. Он пишет: «Обширные территории в начале второй четверти I тысячелетия до н. э. оказываются населенными племенами, стоящими на одинаковой ступени общественного и культурного развития и имеющими общие формы предметов материальной культуры. Этот процесс, наблюдаемый как в Закавказье, так и на Северном Кавказе, создает предпосылки для срастания племен, входивших в союзы, в нечто целое, предпосылки для образования народов, связанных общим языком и общей культурой» [350, с. 115].

Смело можно отметить, что общность материальной культуры племен Закавказья, одинаковый уровень социально-экономического развития этого региона явственно прослеживаются и в эпоху поздней бронзы и раннего железа, на что наряду с другими материалами указывают и циклопические сооружения.

Для понимания общественно-экономических вопросов и осмысления циклопических сооружений особый интерес представляют письменные источники, древнейшими из которых являются победные клинообразные надписи царей Урарту. Судя по одной из этих надписей (Кологранская надпись) VIII в. до н. э. у Севанского озера урарты захватили 23 страны, управляемые царями. Причем страны эти имели города. Упомянутая надпись неоднократно была темой специальных исследований. Почти все исследователи считают, что под этими городами следует иметь в виду циклопические сооружения.

И.И.Мещанинов пишет, что в Урарту город назывался раtari. Этот же термин урарты применяли в отношении циклопических сооружений Закавказья. «Идеограммой города пишется и Халдейская столица Тушпа и покоряемые циклопические городища Закавказья, несмотря на то, что Тушпа уже город, завоевываемые же крепости с городищами едва ли могут быть причислены к городским поселениям. Одними и теми же идеограммами были обозначены действительно цари сложившихся государств Урарту, Ассирия и правители небольших стран у Севана» [303, с. 22, 25-29]. Следует отметить, что в странах Передней Азии до середины I тысячелетия до н. э. «город» и «деревня» терминологически не различались [167, с. 32-33]. Например, в Месопотамии «ãlum» обозначал как город, так и любое другое поселение[139, с. 22]. Таким образом, И.И.Мещанинов вполне справедливо отмечает, что циклопические сооружения еще не были городами. Правы исследователи, относящие циклопические сооружения Закавказья к укрепленным поселениям, убежищам для населения мелких неукрепленных поселений, расположенных вокруг них [299, с. 209; 94, с. 153-154].

Большой интерес представляет сопоставление циклопических крепостей Закавказья с укрепленными местами ряда племенных союзов, живших в конце V-начале IV в. до н. э. на юго-восточном побережье Черного моря. В 400 г. до н. э. греческие наемники при отступлении проходили через горные районы прибрежной Малой Азии. Участник и один из руководителей этого похода Ксенофонт очень ярко описывает племена, имеющие укрепленные поселения. К этим племенам относились таохи, халибы, моссинойки и др. Ксенофонт (По техническим причинам автор лишен возможности привести выдержки из древнегреческих источником и оригинале) относительно таохов сообщил, что «они жили в неприступных укрепленных местах, куда были снесены и все запасы» [Хеn. Аnab., IV, 7, 1]. «Когда же эллины подошли к одному укрепленному месту таохов, последние на эллинов скатывали камни. Эллины силой захватили это место. Оказалось, что здесь нет даже домов, хотя там собрались мужчины и женщины и многочисленный скот» [Хеn. Аnab ., IV 7, 2, 4]. Очень интересны сведения Ксенофонта относительно укрепленных мест моссинойков. Кроме одного крупного укрепленного поселения, где в деревянной башне жил их царь, они имели ряд других менее укрепленных мест [Хеn: Аnab., IV, 4, 15]. «Все легко доступные укрепленные места сторонников враждебных эллинам моссинойков при подходе эллинов либо оставлялись жителями, либо добровольно сдавались. А большая часть укрепленных мест была именно такова. Они отстояли друг от друга стадий на 80, одни больше, другие меньше. Жители их перекликаются между собой, и крик слышен от одного города до другого, до такой степени эта страна изобилует возвышенностями и глубокими ущельями» [Хеn. Аnab. V, 31]. Таким образом, среднее расстояние между этими укрепленными местами около 14 км.

Судя по Ксенофонту, основу хозяйства этих племен составляло скотоводство. Вышеупомянутые сведения Ксенофонта относительно укрепленных мест племен восточной и северо-восточной Анатолии были подвергнуты тщательному анализу М.И.Максимовой. Она отмечает, что кŵμη – деревня Ксенофонта не имеет оборонительных сооружений. От кŵμη отличается хwpίov – укрепленное поселение или укрепленный пункт. Для постройки последнего выбирались труднодоступные места. Ксенофонт видел три типа хŵpια.

Первый тип – это хwpίov таохов, который не был поселением. Он был убежищем на случай нападении врагов. Второй тип хwpίov – укрепленное поселение. У дриллов в таких поселениях были деревянные постройки [282, с. 129] . Третий тип у Ксенофонта – хwpίov мηϯρόπολις – главное укрепленное поселении – «столица», где были дома, улицы, цитадель. Такие «столицы» с мощными укрепленными сооружениями имели дриллы и моссинойки. Помимо вышеуказанных названий Ксенофонт употреблял термин «Πόλις» – собственно город и в нашем понимании [282, с. 130].

М.И.Максимова считает, что циклопические сооружения Закавказья по планировке и назначению имеют большое сходство с Хwpία племен юго-восточного Причерноморья, упоминаемых Ксенофонтом, хотя в одном случае строительный материал – камень, а в другом – дерево [282, с. 130-131].

Таким образом, некоторые племена юго-восточного Причерноморья в середине I тысячелетия до н. э., ввиду их изолированности горами и ущельями от остального мира, еще переживали последнюю стадию разложения первобытнообщинного строя. У них, как и у племен циклопических сооружений Закавказья, в эпоху поздней бронзы и раннего железа были племенные союзы.

Циклопические крепости Закавказья можно еще сопоставить с греческим «асту» (äōϯυ), обозначающим дополисный населенный пункт. Термин засвидетельствован в виде Fάōϯυ во II тысячелетии линейным письмом. В.Д.Блаватский считает, что äōϯυ был refugium для населения небольшой округи. Ремесло в них было развито слабо и имело локальное значение. Незначительно было развито также рабство [91, с. 7-8]. Автор отмечает, что античный город в начале был refugium – убежищем для находящихся поблизости сельских поселений. В дальнейшем основание городов было связано с различными причинами (апойкии времени великой колонизации, основавшиеся эллинистическими царями города, римские города-лагери и др.) [91, с. 26].

Циклопические сооружения древнего Азербайджана также выполняли функцию refugium для скотоводческих племен эпохи разложения первобытнообщинного строя, появления воинственных племенных союзов, развитой имущественной дифференциации. Они не были еще городами в собственном смысле, а были лишь их прототипами.

Укрепленные поселения в древнем Азербайджане имели и племена, проживавшие на плодородных равнинных землях. Основу хозяйства их составляли земледелие и оседлое скотоводство с преобладанием земледелия. Из-за отсутствия камня эти племена при возведении своих жилищ и оборонительных сооружений чаще всего пользовались сырцовым кирпичом. Поэтому, в отличие от циклопических сооружений, без проведения широких археологических раскопок трудно определить оборонительные сооружения, возведенные из сырцовых кирпичей или пахсой. Исходя из вышесказанного, в Азербайджане большие укрепленные поселения земледельческих племен пока исследованы мало. В то же время наличие их не должно вызывать сомнения, тем более, что мы имеем такой первоклассный памятник, как Узерликтепе около гор. Агдама (Азербайджанская ССР) [266, с. 388-429]. Это насыщенное археологическими материалами поселение укреплено мощной оборонительной стеной толщиной около 2 м, построенной из сырцового кирпича. Оборонительная стена Узерликтепе, скорее всего, относится к середине II тысячелетия до н. э.

Ряд поселений эпохи средней и поздней бронзы, укрепленных мощными каменными оборонительными стенами, выявлен и частично исследован за последние годы в Нах. АССР [29, с. 393; 30, с. 14-15; 31, с. 8-10]. Эти памятники помогают осмыслению других древних укрепленных поселений Закавказья.

Появление железа и его широкое освоение в первые века I тысячелетия до н. э. способствовали бурному развитию материального благосостояния населения. Железо – «… важнейшее из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории…» [5, с. 163], дало возможность изготовить более совершенные орудия труда, что отразилось на социально-экономической жизни населения Закавказья. Это, вероятно, способствовало укрупнению племенных союзов, развитию широкого обмена возрастающих излишков продуктов между этими племенами, что в свою очередь положительно отразилось на развитии общества.

Связи с высокоразвитыми странами Древнего Востока, носившие раньше спорадический характер, в это время стали более регулярными и сыграли позитивную роль в жизни племен Закавказья.

Существовавшие в первой половине I тысячелетия до н. э. такие высокоразвитые государства Древнего Востока, как Ассирия, Элам, Манна, Урарту и Мидия, определенное воздействие оказывали на племена, проживавшие на территории нынешнего Северного Азербайджана, где в античное время возникло государство Албания. На территории Азербайджана при археологических раскопках неоднократно были найдены привозные из древневосточных стран изделия, что свидетельствует о торговых связях того времени.

Различные контакты со странами Ближнего и Среднего Востока оказали определенное воздействие на материальную культуру племен древнего Азербайджана. Поскольку связи племен древнего Азербайджана со странами Востока в эту эпоху являются темой специального исследования [161], здесь уместно упомянуть лишь некоторые привозные изделия, найденные при раскопках в Азербайджане и свидетельствующие о его связях с сопредельными странами того времени.

Связи племен древнего Азербайджана с Ассирией и другими странами Древнего Востока документируются привозными ассирийскими изделиями, найденными при археологических раскопках. К подобным изделиями относятся известная ассирийская бусина с клинописью из Ходжалинского кургана № 11 [302, с. 107-111], глазурованные глиняные сосуды ассирийского происхождения [267, с, 383; 160, с. 19-20], цилиндрические печати [265, с. 169; 66, с. 78], относящиеся к первым векам I тысячелетия до н. э. О взаимосвязях древнего Азербайджана и стран Востока в этот период свидетельствуют многочисленные материалы, в том числе предметы вооружения [363, с: 190-195]. Международные связи постепенно расширились и к середине I тысячелетия до н. э. во время Ахеменидов приобрели более интенсивный характер.

В это время среди населения Азербайджана заметны большие социально-экономические сдвиги, обусловленные многими факторами. Надо полагать, что в доахеменидский период социальное развитии населения территории будущей Албании не шло дальше племенных союзов, хотя можно допустить, что эти союзы развивались в сторону укрупнения. Во времена Ахеменидов обстановка изменилась. Поэтому здесь, прежде чем перейти к анализу археологического материала, уместно, хотя бы вкратце, изложить политические события того времени, связанные в некоторой степени с Албанией.

В 550 г. до н. э. в Иране во главе с Киром Великим возникло государство Ахеменидов. Положив конец государству Мидии, они, т. е. Кир и следующие за ним цари Камбис, Дарий и другие, за короткий срок намного расширили границы своей державы и создали невиданную до того времени мировую империю. Территория ее простиралась от среднего течения Нила в Африке до Индии на Востоке.

Судя по Геродоту, границы Ахеменидской империи с севера доходили до Кавказского хребта. Он пишет: «Даже колхи и их соседи до Кавказского хребта (до этих гор ведь простирается персидская держава, области же к северу от Кавказа уже не подчинены персам), налагают на себя подати добровольных даров. Так вот, эти народы еще и поныне посылают царю по 100 мальчиков и 100 девочек» [Her, III, 97]. Итак, Геродот еще не упоминает об албанах. Вероятно, в V в. до н. э. консолидация племен под предводительством албан еще не завершилась. Зато он упоминает каспиев, в состав которых, можно предположить, вошли и албаны. Причем каспии, по Геродоту, вместе с другими соседними племенами составляли одиннадцатый округ империи и платили дань в объеме 200 талантов [Неr., III, 92].

Таким образом, вполне можно допустить, что территория современного Советского Азербайджана целиком входила в Ахеменидскую империю, хотя, как отчасти справедливо считают исследователи, зависимость населения этого региона от Ирана, ввиду его отдаленности, носила номинальный характер [271, с. 68; 403, с. 50]. Логически надо полагать, что Ахемениды должны были уделить особое внимание этой территории, что было продиктовано ее географическим положением. Ахеменидский Иран не мог забыть, что в недалеком прошлом скифы именно по этому пути проникали на юг и опустошали многие страны Среднего и Ближнего Востока [походу скифов через Кавказ посвящена обширная литература; см. 256, с. 186-194; 413, с.183-187; 36, с. 4-114 и др.]. Поэтому территория будущей Кавказской Албании имела стратегическое значение для обороны Ирана от возможных нашествий северных народов. Не случайно, что первые укрепления в Дербентском проходе, как полагает А.А.Кудрявцев, были возведены в это время [260, с. 156- 158].

Албания, наряду с данью, которую вносила в казну ахеменидского Ирана, представляла воинский контингент, использованный Ахеменидами при их многочисленных походах. Для захвата новых стран и подавления волнений в уже захваченные странах Ахеменидам нужно было многочисленное и хорошо обученное в духе времени войско. В связи с этим подвластные Ирану страны наряду с данью несли и воинскую повинность, что ложилось тяжким бременем на их население. Важную роль в армии Ахеменидов сыграли воинские отряды Средней Азии и Закавказья [122, с. 20-21]. Так, например, Геродот пишет, что в составе огромной армии ахеменидского царя Ксеркса в начале V в. до н. э., наряду с отрядами многочисленных народов, был и отряд каспиев, которые были представлены не только пехотинцами, но и всадниками [Неr., VII, 67, 86]. Можно допустить, что под именем каспиев в этом походе могли участвовать и албаны, тем более, что поздний источник включает Каспиану в состав Албании. Так, судя по Страбону, «в стране албанов имеется Каспиана, как и море по имени народа каспиев, ныне исчезнувших» [Strab., XI, IV, 5]. На основании указанных письменных источников К.В.Тревер пришла к выводу о том, что в V в. до. н. э. «среди каспиев должны были находиться и албаны» [403, с. 50-52].

Очень интересен факт упоминания этнонима албаны – Аλβανοί в связи с событиями времени крушения Ахеменидской державы под ударами Александра Македонского. Автор II в. н. э. Арриан на основе первоисточников пишет, что в битве при Гавгамеле в 331 г. до н. э., где решалась судьба Ахеменидской империи, участвовал отряд албанских воинов. Причем албаны в этой битве занимают почетное место в боевом построении армии ахеменидского царя Дария III. По сообщению Арриана, албаны здесь сражались в окружении персидского царя Дария, наряду с его «яблоконосцами» – «бессмертными» -сильным ядром персидской армии, против самого Александра Македонского [Arr.Anab., III, II, 13]. Думается, этот факт свидетельствует о высоком боевом духе албанских воинов и о том, что ко времени крушения Ахеменидской империи консолидация албанских племен под одним именем в основном завершилась. В этом деле довольно значительную роль сыграло воздействие Ирана, в состав которого в то время входила территория Албании. Вхождение в состав Ахеменидской державы оказало большое влияние на социально-экономическое развитие страны. Об этом красноречиво свидетельствуют памятники материальной культуры Албании того времени.

При археологических раскопках, произведенных на территории классической Албании в Азербайджане, выявлено определенное количество памятников, на которых ясно прослеживается воздействие искусства ахеменидского Ирана. Причем большая часть этих материалов изготовлена на месте, но под влиянием культуры ахеменидского Ирана, а некоторые же, возможно, были привезены из самого Ирана [71, с. 3].

В этом отношении особый интерес представляют остатки большого комплекса здания дворцового типа с каменными колоколовидными базами колонн ахеменидского типа, выявленные И.Г.Наримановым при раскопках холма Сарытепе в Казахском районе Азербайджанской ССР (табл. I, 1, 3-4). Близкое сходство этого памятника, особенно баз колонн, с подобными памятниками Суз и Персеполя очевидно, что было отмечено и их первым исследователем [313, с. 162-164]. Г.А.Тирацян весьма справедливо отмечает, что сарытепинский комплекс здания напоминает ахеменидские постройки. Он допускает даже, что в Сарытепе находилась одна из сатрапских резиденций ахеменидского Ирана на Кавказе [393, с. 74].

В Сарытепе обнаружены и другие предметы, изготовленные под влиянием ахеменидской культуры. К ним относятся цилиндрическая печать и фрагмент глиняной чаши, напоминающие изделия ахеменидской глиптики и торевтики (табл. I, 2, 5). Как известно, цилиндрические печати в ахеменидское время (особенно при ранних ахеменидах) широко использовались в быту населения Ирана [280, с. 52-53.]. Что касается глиняной чаши, то она также очень похожа на широко распространенные серебряные чаши Ирана того времени. Среди сарытепинских находок немалый интерес представляет фрагмент венчика большого хозяйственного кувшина с двумя оттисками одной печати (Выражаю признательность И. Г. Нариманову, ознакомившему меня с указанной находкой). По оттиску устанавливается, что печать имела форму металлического перстня с резным щитком.

Нет сомнения в том, что все упомянутые материалы из раскопок Сарытепе местного происхождения. Однако мастерам, изготовившим эти предметы, хорошо было знакомо ахеменидское искусство. В этом отношении большой интерес представляет и другой вопрос. Как известно, изготовление небольших изделий, напоминающих ахеменидские, не представляло большого труда для местных мастеров, так как в их I распоряжении могли быть привозные иранские оригиналы.

Большую трудность для местных мастеров представляла постройка архитектурных сооружений, в том числе изготовление баз колонн ахеменидского типа, ибо под рукой у них не могло быть образцов иранского монументального искусства того времени. Таким образом, можно предположить, что мастера-строители сарытепинского комплекса или своими глазами видели персепольские и другие иранские дворцы, или же строили их по чертежам заказчика, хорошо знакомого с ахеменидской архитектурой.

В Азербайджане были обнаружены предметы торевтики, изготовленные из серебра и бронзы, близкое сходство которых с подобными ахеменидскими чашами не вызывает сомнения. Немалый интерес представляет бронзовая чаша, найденная случайно колхозниками в с. Доланлар Гадрутского района в тридцатые годы (рис. 1); [305, с. 68]. Определенное количество материалов, собранных на могильном поле, откуда происходит эта чаша, можно отнести к ахеменидскому периоду. Аналогичные чаши имеются в составе Ахалгорийского клада в Грузии, который датируется V в. до н. э. [384, с. 43-46, табл. VIII- IX]. Этим же временем можно датировать долланларскую чашу.

Изделия ахеменидской торевтики в то время были широко распространены и проникли даже далеко на север. Исследователи считают, что некоторые из этих изделий могли проникнуть на север через Кавказ[178, с. 228], что является вполне вероятным.

Разумеется, не все в древнем Азербайджане могли позволить себе иметь дорогостоящие металлические чаши, и они вошли в быт лишь состоятельной части населения. Однако такие чаши были популярными и вошли в моду. Многие менее состоятельные люди, не имея возможности приобрести высокохудожественные металлические чаши, довольствовались глиняными, напоминающие форму металлических. Во время археологических раскопок в Азербайджане в памятниках, относящихся к V-III вв., очень часто встречаются упомянутые глиняные чаши. Так, например, они выявлены в Мингечауре[133, с. 81 табл. III, рис. 2], Мильской степи (Каратепе)[200, табл. 1, 8-10] и в других районах Азербайджана.

Особый интерес для выяснения культурных связей населения древнего Азербайджана с ахеменидским Ираном представляют одна каменная конусовидная печать (табл. II, 6) и литые металлические перстни-печати (табл. II, 1-4), найденные в Мингечауре. Конусовидная печать найдена в погребении с вытянутым костяком и на основе комплекса датируется VI-V вв. до н. э. На печати изображен птицеголовый грифон (табл. III, 2). Подобные печати в ахеменидскую эпоху широко были распространены в Иране [280, с. 52]. Форма печати и передача рисунка, на наш взгляд, не оставляют сомнения в том, что она привезена из Ирана. При археологических раскопках там было найдено несколько десятков подобных перстней в комплексах, относящихся к середине I тысячелетия до н. э. В V-IV вв. до н. э. аналогичные по форме металлические перстни-печати широко были распространены как в античном мире [466, табл, 19, № 321, 414; 463, табл. II, № 69-96], так и на Востоке, в том числе и в Иране [466, табл. 17, № 231; табл. 19, № 64] и Грузии [276, рис. 22-24]. В Закавказье их больше всего найдено в Азербайджане.

Наши перстни изготовлены из бронзы и на их овальной плоской рабочей поверхности вырезаны различные композиции, некоторые из которых явно напоминают ахеменидские сюжеты (табл. III, 1,3-17). Например, на двух перстнях представлена сцена борьбы человека с набросившимся на него львом. Человек в обоих случаях одет в длинный персидский кафтан и башлык. Поза человека свободная, будто он и не борется с разъяренным львом (табл. III,1,4). Причем чувствуется, что исход борьбы будет в пользу человека. Подобные сюжеты в ахеменидском искусстве обычны. Ахеменидские цари или знатные персы в искусстве часто представлены в борьбе с различными чудовищами или против нескольких врагов сразу, что было отмечено многими исследователями. Такие сюжеты неоднократно встречались и в греко-персидской глиптике. При этом, как справедливо отмечают исследователи, никогда не изображается борьба персов друг с другом. В подобных сюжетах перс всегда побеждает либо уже победил. Сильных врагов изображали, по-видимому, для усиления впечатления от победы [107, с. 28; 236, с. 43; 457, с. 385-386, с. 389-393]. Сцена борьбы перса со львом на наших перстнях, по всей вероятности, тоже относится к этим сюжетам [59, с. 95-98].

Большой интерес представляет также перстень, на котором изображены Гопатшах и лев (табл. III, 8). Гопатшах – человек-бык в иранском искусстве появился в ахеменидскую эпоху [образу мифологического Гопатшаха посвящена обширная литература. См.: 401, с. 71 -85]. Изображения этого чудовища очень часто встречаются также в глиптике сасанидской эпохи [95, с. 85-86]. Влияние ахеменидского искусства чувствуется и в сюжетах некоторых других перстней Мингечаура.

На территории исторической Кавказской Албании при археологических раскопках выявлено немало других памятников, привезенных из Ирана, или изготовленных на месте под влиянием ахеменидского искусства. Подробное изложение всех этих находок заняло бы много места в работе. Нам кажется, что даже вышеперечисленные материалы достаточно красноречиво свидетельствуют о близком знакомстве населения древнего Азербайджана с иранской культурой в середине I тысячелетия до н. э. и о взаимоотношениях древнего Азербайджана с ахеменидским Ираном. Причем археологические материалы свидетельствуют о том, что влияние Ирана в древнем Азербайджане было довольно сильным. Приходится с уважением относиться к свидетельству Геродота о северных границах ахеменидского Ирана.

Таким образом, можно достаточно уверенно констатировать, что территория Албании в середине I тысячелетия до н. э. почти целиком входила в состав Ахеменидской империи, политическое единство с которой создало благоприятные условия для тесных контактов со многими высокоразвитыми странами Востока. Ахемениды построили удобные дороги, облегчающие связи различных народов, что способствовало их взаимному культурному обогащению. В свою очередь подвластные ахеменидам народы вносили свою лепту в формирование иранской культуры того времени. В строительстве ахеменидских дворцов участвовали представители многих народов, о чем свидетельствуют сами ахеменидские строительные надписи. Причем мастера каждого народа выполняли ту часть работы, где чувствовали себя наиболее высококвалифицированными. В этом строительстве, наряду с квалифицированными мастерами, трудилось огромное количество чернорабочих, состоящих из представителей многих народов. Вероятно, там участвовали и албаны. Можно допустить, что Сарытепинский комплекс здания с известными базами колонн построили местные мастера, участвовавшие в строительстве ахеменидских дворцов. В ахеменидский период мировая торговля, в которую, по всей вероятности, была вовлечена и Албания, достигла высокого уровня развития, что также ускорило темп внутреннего социально-экономического развития страны.

Вхождение Албании в течение длительного времени в состав ахеменидского Ирана, надо предполагать, способствовало консолидации албанских племен. Присоединение этих племен по географическому расположению отдельных сатрапий благоприятствовало их спаянности.

Высокое развитие международной торговли и других культурно-экономических связей, особенно с греческим миром, вызвало необходимость чеканки монет. Хотя, как неоднократно отмечали многие исследователи, Ахемениды чеканной монетой пользовались главным образом при выплате жалования греческим наемникам и торговле с греческими городами [145, с. 42; 405, С; 160 и др.], тем не менее, многие народы, входившие в состав Ахеменидской империи, именно в это время познакомились с монетами.

На территории исторической Албании ахеменидских монет пока не обнаружено. Однако можно допустить, что и албаны в это время тоже познакомились с чеканной монетой. Может быть, ахеменидские монеты в Албании не имели широкого хождения. Тогдашний уровень экономического развития страны не соответствовал денежному обращению. Возможно, что до начала эллинистической эпохи в Албании торговля была меновой.

Во времена Ахеменидов в подвластных им странах возникли административные и социально-политические институты. Судя по Геродоту, Дарий I разбил державу на 20 сатрапий, чем значительно облегчил управление огромным государством. В начале территории сатрапий были очень большими. Позднее, с целью усовершенствования управления ими, территория их уменьшилась, а количество увеличилось. Это положение прослеживается уже в конце правления Дария I [405, с. 150; 153, с. 111].

Сатрапы являлись, по сути дела, мелкими царьками. Их администрация копировала администрацию центральной власти. Несмотря на то, что они имели военную и гражданскую власть, над армией верховный контроль принадлежал царю царей, особенно на первых порах существования Ахеменидской империи. Во главе сатрапий стояли родственники царя царей или другие знатные персы, назначенные верховной властью. Были случаи, когда на должность сатрапа назначались представители местной знати. Это особенно широко практиковалось в годы правления Дария I, реформа которого превратила сатрапов в гражданских наместников. Сатрапу в мирное время подчинялась сравнительно небольшая личная охрана, а армия находилась в ведении военачальников, которые подчинялись лично царю

В состав обширных сатрапий часто входили страны, имеющие некоторую автономию во внутренних делах. Это в основном относилось к отдаленным странам, где управление велось с помощью местных князей [152, с. 94-104; 123, с. 83-84; 153, с. 112-113].

Ахемениды стремились создать нормальные условия для развития экономики страны, широко привлекали к управлению представителей местной знати, без помощи которых не могли бы собирать налоги, организовать исполнение различных повинностей. Все это способствовало появлению управленческого аппарата на местах. По-видимому, Албания в этом деле не составляла исключение, хотя письменные источники об этом прямо не упоминают.

Археологические материалы свидетельствуют о высокой степени развития имущественной дифференциации в Албании в эпоху Ахеменидов. В это время социальное неравенство среди населения древней Албании достигает такой степени развития, что происходит поляризация слоев населения на бедных и богатых, появляются классы и таким образом налицо все предпосылки для формирования института государства. Эти социально-экономические сдвиги прекрасно иллюстрируются остатками довольно крупных зданий, различными по богатству погребальными памятниками и многочисленными другими находками.

Среди археологических находок этого периода для решения данного вопроса особый интерес представляют вышеупомянутые памятники глиптики, которые, имея утилитарное значение, выполняли функцию печатей. Эти личные печати, закрепляя имущество за его собственником, отражают правовые нормы, социальную и имущественную дифференциацию среди населения древней Албании. В ахеменидскую эпоху спрос на личные печати среди населения Албании был велик. Привозные изделия не могли удовлетворить возросшую нужду на печати, и местные мастера начали сами их изготовлять.

Таким образом, ахеменидская эпоха является завершающим этапом разложения первобытнообщинного строя среди населения древнего Северного Азербайджана. В это время производительные силы и производственные отношения достигают такого уровня развития, когда вполне возможно порабощение одних другими.

Довольно частые находки привозных изделий на территории Албании свидетельствуют о том, что здесь торговля достигла высокого уровня и, вероятно, в обществе выделялась определенная группа людей – купцы, которые занимались не производством, а обменом продуктов производителей. «До сих пор, – как отмечал Ф.Энгельс, – причины образования классов были связаны исключительно с производством; они вели к разделению занятых в производстве людей на руководителей и исполнителей… Здесь впервые появляется класс, который, не принимая никакого участия в производстве, захватывает в общем и целом руководство производством и экономически подчиняет себе производителей, становится неустранимым посредником между каждыми двумя производителями и эксплуатирует их обоих» [5, с. 165-166].

Именно в этот период родовой строй заменяется государством, появляются металлические деньги. На основании археологических материалов можно сделать вывод, что к концу ахеменидской эпохи таково было положение и в Албании.

В 331 г. до н. э. под ударами греческих фаланг, руководимых Александром Македонским, держава Ахеменидов пала. После смерти Александра, когда между его приемниками (диодохами) развернулась борьба за власть и расширение своих владений, Албания, в основном, осталась в стороне от разыгравшихся в то время событий [67, с. 9], во всяком случае в источниках об этом никаких сведений нет. Диодохи не могли расширить границы захваченных Александром Македонским владений. Они лишь стремились захватить себе большой кусок этой обширной территории.

Таким образом, Албания, освободившаяся от гнета ахеменидского Ирана, стала самостоятельной страной с готовыми государственными учреждениями, оставшимися в наследство от ахеменидского владычества. К этому времени консолидация албанских племен завершилась. Эти племена, говорившие еще на разных языках или наречиях [444, с. 74; 447, с. 65; 140, с. 148-156], уже были в основном спаяны в экономическом, географическом и политическом отношениях. Население было разделено на богатых и бедных. Со времени Ахеменидов сохранились соответствующие институты публичной власти. Но эти готовые прерогативы власти после падения империи Ахеменидов стали самостоятельными. Таким образом, соответствующее условие для возникновения Албанского государства было налицо. Общество уже не могло обойтись без государства, этого требовал уровень его социально-экономического развития. Как отмечал Ф.Энгельс: «Государство есть продукт общества на известной ступени развития: государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно» [5, с. 170]. В.И.Ленин писал: «Было время, когда государства не было. Оно появляется там и тогда, когда появляется деление общества на классы, когда появляются эксплуататоры и эксплуатируемые» [7, с. 68]. Далее В.И.Ленин отмечал: «Государство – это есть машина для поддержания господства одного класса над другим» [7, с. 73].

Было ли такое положение в Албании к концу IV в. до н. э.? Письменные источники и многочисленные археологические материалы позволяют ответить на этот вопрос положительно.

Ф.Энгельс отмечал, что государство имело публичную власть, выраженную наличием войска, жандармерии, а для их содержания – налоги, ибо в родовом обществе налогов еще не было [5, 171]. В.И.Ленин писал, что государство «всегда было известным аппаратом, который выделялся из общества и состоял из группы людей, занимавшихся только тем, или почти только тем, или главным образом тем, чтобы управлять» [7, с. 72].

Руководствуясь положением классиков марксизма-ленинизма, рассмотрим Албанию в этом разрезе. Как уже было отмечено, отряд албанских воинов в составе иранской армии участвовал в битвах против армии Александра Македонского. Кроме того, если согласиться с тем, что в начале V в. до н. э. под этнонимом каспии подразумевались и албаны, тогда можно допустить участие албанских воинов и в походе Ксеркса в Грецию, ибо, как было отмечено, Геродот сообщал об участии каспиев в этом походе. Причем, по сообщению Геродота, своеобразно одетые и вооруженные каспии были и в составе пехоты, и в составе кавалерии иранского войска. Начальники отрядов различных племен и народностей, состоящих из вождей и знати, подчинялись персидским военачальникам и в бою мало отличались от своих воинов-соплеменников. Таким образом, в конце IV в. до н. э. в Албании были воины, имеющие богатый опыт в самых крупных и кровопролитных сражениях того времени. Возможно, при надобности правители молодого государства Албании могли собрать вместе и организовать единое войско.

Выше было отмечено, что Ахемениды в деле управления областями широко привлекали представителей местной знати, ибо без них они не могли бы собрать огромную сумму налогов и организовать исполнение различных повинностей. По всей вероятности Албания, входя в состав ахеменидского Ирана, в этом деле не составляла исключения и представители местной знати набирали опыт управления государством во времена Ахеменидов.

После падения Ахеменидской державы в конце IV-начале III в. до н. э. возникло и сформировалось Албанское государство [78, с. 40-51]. Надо полагать, что структура этого государства, особенно в пору его возникновения и формирования, напоминала государственный строй ахеменидского Ирана. Вероятно, во главе государства Албании стоял царь, являющийся наиболее влиятельным представителем местной знати. Нам неизвестны имена первых царей Албании. Источники сохранили имена лишь некоторых поздних албанских царей и представителей знати, да и то в греческой передаче. Это албанский царь Оройс (ΌροίƷƞς) и его брат Козис (Кόϯις), воевавшие с Помпеем в 66-65 гг. до н. э., и еще упоминаемый в связи с событиями 36 г. до н. э. албанский царь Зобер (Zόβƞρ). Исследователи твердо установили, что это не иранские, и не армянские имена, а чисто албанские, хотя мы точно не знаем, как они звучали в албанском языке [403, с. 145].

К.В.Тревер, написавшая первую большую монографическую работу по истории Албании на основе некоторых материалов, еще в 50-е годы пришла к выводу о том, что вхождение объединения албанских племен в состав Ахеменидской империи могло в какой-то степени, хотя и незначительной, создать предпосылки для выработки некоторых форм государственного управления. Так, она пишет, что «царская власть в Албании должна была существовать уже во II в. до н. э., а может быть и раньше» [403, с. 144-145].

Для установления времени возникновения царской власти в Албании, помимо приведенных выше фактических и других сравнительных материалов, целесообразно обратиться и к нумизматическим материалам (Денежному обращению посвящен специальный раздел данной книги. Поэтому здесь затрагиваю лишь вопрос о времени появления чекана монет в связи с возникновением государственной власти.), коснуться чеканки местных монет в Албании.

Как известно, чеканка монет с эллинистической эпохи является одним из важнейших показателей существования государственной власти. В эллинистическую эпоху денежное обращение достигло высокой степени развития и распространилось во многие страны, где для него была соответствующая экономическая база. Не составляла в этом деле исключения и Албания, о чем свидетельствуют находки довольно значительных кладов монет (рис. 2).

Среди кладов самым значительным и по количеству, и по составу монет является клад, найденный в 1966 г. недалеко от городища Кабалы античной эпохи. Особая ценность этого клада, зарытого в 20-е годы II в. до н. э., заключается в том, что в его составе имеется более 500 монет албанской чеканки. Причем только этот клад позволяет проследить эволюцию местной чеканки, а на основе других кладов, в составе которых тоже имеются монеты местной чеканки, этого сделать нельзя. Благодаря кабалинскому кладу точно удалось установить, что монеты местной албанской чеканки эллинистической эпохи являются подражаниями монетам Александра Великого. Первоначально местные чеканщики сравнительно хорошо копировали оригиналы, но постепенно, как эти обычно бывает, местные монеты подверглись деградации, типы их несколько изменились, хотя и они генетически были связаны с монетами Александра. Исследуя Кабалинский клад, мы выдвинули предположение о том, что подражания монетам Александра Македонского в Албании начали чеканить еще в III в. до н. э. Было отмечено, что чеканка указанных монет должна была начаться тогда, когда монеты Александра Македонского были еще очень популярными и широко распространенными на рынках Востока, в связи с чем они могли стать эталоном для выпуска первых монет Кавказской Албании [83, с. 21].

Как известно, после смерти Александра Македонского, его диодохи, в силу тогдашней политической обстановки, продолжали чеканить монеты александровского типа. Однако диодохи к концу своей жизни, когда положение государств, царями которых были они, несколько стабилизировалось, меняли типы монет и чеканили их уже от своего имени, со своим изображением. Так, например, Птолемей Сотер (305-283 гг. до н. э.) в последний период своего правления чеканил монеты со своим изображением. Также поступил Селевк I (306-280 гг. до н. э.). После него цари Селевкидской державы, с которой по традиции Албания поддерживала довольно тесные контакты, всегда чеканили собственные монеты со своим изображением и именем [175, с. 71]. Несколько дольше продержались александровские типы монет в Македонии.

Золотые монеты-подражения статерам Александра Македонского найдены в Грузии. Крупный специалист по грузинской нумизматике Д.Г.Капанадзе справедливо считает, что золотые монеты-подражания статерам Александра Македонского чеканили в Колхиде еще в III в. до н. э. Эти монеты, особенно монеты с именем Аки, «по своим художественным, стилистическим и техническим качествам ни в чем не уступают своим прототипам». Он отмечает большое сходство этих монет с монетами Лисимаха и считает, что они чеканились одновременно. Д.Г.Капанадзе абсолютно прав и тогда, когда утверждает, что грубые монеты появились позже, когда прототипы исчезли из обращения, а местные подражания постепенно деградировались [226, с. 35-40].

Мы считаем, что подражания драхмам и тетрадрахмам Александра Македонского в Албании начали чеканить не позднее первой половины III в. до н. э., а быть может даже в конце IV-начале III вв. до н. э., ибо если бы их начали чеканить позже, то они, скорее всего, по типу должны были напомнить не александровские, а селевкидские монеты, которые широким потоком хлынули в Албанию и доминировали среди привозных монет. Это положение, как нам представляется, доказывается находками многочисленных монет селевкидского чекана на территории исторической Албании. Албания стала самостоятельным государством и освободилась от персидского гнета благодаря восточному походу Александра Македонского. Мы считаем, что впервые в значительном количестве в Албанию проникли именно монеты Александра Македонского, которые наводнили рынки тогдашнего мира. Албания была вовлечена в торговлю с эллинистическим миром. Высокого уровня достигла торговля и внутри страны, а привозные монеты уже не могли удовлетворить возросший спрос населения на этот товар товаров. Поэтому правители молодого Албанского государства вынуждены были сами чеканить монеты, чтобы удовлетворить спрос внутреннего рынка. Типы этих монет, первоначально более близкие к оригиналам, постепенно несколько изменились, вследствие чего схематично изображенная голова на аверсе позднее передана в шлеме. Можно предположить, что это – условное изображение албанского правителя. Наличие шлема, быть может, намекает на «военный характер» царской власти в Албании, как в эллинистических монархиях, где царь считался верховным главнокомандующим [подробно: 243, с. 212-216]. Также, вероятно, было в Албании. Во всяком случае, албанский царь Оройс во время нашествия римлян во главе с Помпеем был главнокомандующим войска своего государства.

Таким образом, все вышеприведенные данные, как нам представляется, позволяют достаточно уверенно утверждать, что Албанское государство возникло в конце IV-начале III вв. до н. э. Следовательно, его возникновение по времени совпадает с возникновением государства в соседней Иберии, что для последней убедительно было установлено Г.А.Меликищвили [299, с. 283] и другими исследователями.

Немалый интерес представляет территория, занимаемая Албанским государством, в связи с чем почти все исследователи истории Албании уделяли этому вопросу большое внимание. Однако до сих пор ученые к единому мнению относительно границ Кавказской Албании не пришли. Они, базируясь на сведениях античных авторов, высказывали различные мнения. К.Алиев справедливо отмечает, что «на Востоке нет страны, вопрос о границах которой вызвал бы столько споров» [39, с. 130]. Этот вопрос до сих пор окончательно не решен. Пока ни северные, ни западные, ни южные границы Албании твердо не установлены, и все они спорны. Лишь восточная граница Албании не вызывает сомнения. Это – Каспийское море. Мы в данной работе, подробно не останавливаясь на вопросе о границах Албании, считаем целесообразным сказать об этом лишь в общих чертах.

По-видимому, К.В.Тревер права, так как считает, что территория Азербайджана по среднему и нижнему течению Куры, преимущественно левобережная ее часть, является коренной территорией Албании. Кроме того, она в состав Албании включает и Каспиану [403, с. 44- 45], ибо эта область, судя по Страбону, являлась частью албанской территории (Ȅδϯι δέ ϯƞα Áλβανŵν хŵρας кαί ƞ Кαδпιανƞ). Страбон писал: «В состав албанской земли входит также и Каспиана, названная по имени каспийского народа, от которого получило название и море и который теперь уже не существует» [Strab., XI, IV, 5]. По этому вопросу значительный интерес представляет мнение К.Алиева. Он считает, что границы Албании не были стабильным и неоднократно менялись в течение всего времени существовании этого государства [39, с. 130-133]. Используя сообщения античных авторов, он пришел к выводу о том, что территория Албании вплоть до конца парфянской эпохи, на севере доходила до Большого Кавказа и северных отрогов Самурского хребта, а на юге – в I в. до н.э.-1в. н. э. – намного южнее Куры, вплоть до хребтов Малого Кавказа, а также до степей Миль и Мугань включительно. Во II в. н. э. Албания простиралась до Куры, ибо Каспиана подчинялась уже Атропатене.

Дагестанские исследователи считают, что территория Албании на севере доходила до р. Сулак [204, с. 105]. На основе изучения археологических данных с этим мнением соглашается и Дж.А.Халилов [414, с. 5]. Археологические материалы свидетельствуют о том, что современная территория Дагестана до р. Сулак в античную эпоху и в раннем средневековье, если даже не входила в состав Албании, то, во всяком случае, была под ее сильным влиянием. Поэтому без привлечения археологических материалов этой части Дагестана невозможно более полно осветить историю, в частности историю материальной культуры Албании.

Возможно, определенная часть современной Восточной Грузии, в частности Алазанская долина, в античную эпоху входила в состав Албании, на что указывает и общность материальной культуры. Известный грузинский историк Г.А.Меликишвили пишет, что «здесь на заре существования восточно-грузинской государственности в состав Картлийского царства входили западные области древней Албании. В частности, можно считать, что уже в III в. до н. э. территория Эрети (восточная часть современной Кахетии), частично все еще населенная албанскими племенами, входила в состав Картлийского государства» [299, с. 296-297]. Однако этот вопрос все еще неясен. Общность материальной культуры этой области с материальной культурой Албании особенно ярко прослеживается в более позднее время. Об этом свидетельствует распространение Ялойлутепинской культуры на территории Восточной Грузии. К.Н.Пицхелаури, производивший долгое время археологические исследования в этой области Грузии, пришел к выводу о том, что здесь данная культура распространилась в I в. до н. э.-I в. н. э. Он считает, что для Грузии эта культура не местная [361, с. 37; 361а, с. 224-225; 362, с. 135]. Таким образом, материальная культура Эрети на рубеже нашей эры идентична с материальной культурой Албании. Поэтому, скорее всего, можно допустить, что Эрети и после III в. до н. э. являлась частью территории Албании, хотя в силу политических событий временами могла входить в состав Картлийского государства. В античную эпоху дружественные народы Албании и Иберии неоднократно выступали в качестве союзников против иноземных захватчиков. Между этими народами в древности были и конфликты. В данное время, как нам кажется, вопрос о том, входила ли Эрети в античную эпоху в состав Албании или нет, принципиального значения не имеет. Важно то, что материальная культура этого района идентична с материальной культурой Албании. Добытые в Йоро-Алазанском бассейне археологические материалы помогают установлению ареала албанской культуры и изучению отдельных вопросов истории Албании.

В последнее время вопросы, связанные с границами Албании, более подробно освещены Ф.Мамедовой. Она считает, что границы Албании с юга прошли по р. Араке, с севера – доходили до Большого Кавказа и за все время существования этого государства оставались почти стабильными [282а, с. 144-151]. Возможно, это положение близко к истине.

Во всяком случае, Албания в античную эпоху имела достаточно обширную густонаселенную территорию. Этим, видимо, объясняется многочисленность войска Албании и ее городов, о чем пишут античные авторы.

Одним из важнейших показателей классового общества является появление городов, ибо родоплеменной строй исключает их возникновение. Города свидетельствуют о довольно высоком уровне социально-экономического развития общества. Таким образом, возникновение городов и классового общества является единым взаимосвязанным процессом, что было отмечено и классиками марксизма-лениниизма [1, с. 50].

Возникновение городов связано также со вторым большим общественным разделением труда – отделением ремесла от земледелия. Надо думать, что уже в середине I тысячелетия до н. э. в Албании этот процесс в основном завершился и общество достигло того уровня социально-экономического развития, когда возникновение города становится необходимостью.

Большую роль в деле возникновения и развития городов сыграли также товарное производство и торговля. К.Маркс по этому поводу пишет: «… как только городская промышленность как таковая отделяется от земледелия, ее продукты с самого начала становятся товарами и, следовательно, для их продажи требуется посредничество торговли. Связь торговли с развитием городов и, с другой стороны, обусловленность последнего торговлей понятны, таким образом, сами собой» [3, с. 365].

Еще в середине I тысячелетия до н. э. население Албании достигло того уровня социально-экономического развития, когда отдельные поселения, расположенные на удобных местах и путях для развития ремесла и торговли, под влиянием различных факторов стали обнаруживать тенденцию к укрупнению. В эллинистическую эпоху мировая торговля и градостроительство достигли невиданных до того времени успехов. Археологические материалы свидетельствуют, что с начала эллинистической эпохи Албания также включилась в мировую торговлю, и здесь появились первые города.

Античные письменные источники сообщают о наличии многих городов в Албании. Но эти сведения относятся к I-II вв. н. э., а начальный этап возникновения городов в этих источниках не отражен, что не позволяет установить время появления городов в Албании.

Как известно, более подробные сведения об Албании имеются у Страбона, но о городах Албании Страбон почти ничего не говорит. Он упомнияет лишь два города в Утии – Айниану и Анариаку: «Айнианы в Утии построили город» (Аίνιȁνας δȅνϯή Оύτία τειхίται пόλιν). «Здесь находится также город Анариака» (Έν ταΰϑх δέ кхί пόλιν Άναριάкην) [Strab., XI, 7, 1]. Более подробные сведения представлены у Страбона о городах Армении и Грузии. Причем у него имеются даже сведения о строительной технике и строительных материалах городов этих стран. Так, например, относительно Иберии он пишет: «И, действительно, Иберия прекрасно заселена в большей части городами и деревнями, так что там встречаются черепичные кровли и согласно правилам зодческого искусства устройства жилищ и рынки, и другие общественные здания» [Strab., XI, 3, 1].

Подобных сведений о городах Албании у Страбона нет. Некоторые исследователи объясняют это исходя из предположений, что при переписке отдельные листы сочинения Страбона утрачены [258, с. 302.]. Нам кажется, что отсутствие сведений о городах Албании у Страбона связано с тем, что его информаторы не располагали этими сведениями. Как отмечено, Страбон об Албании и Иберии дает сведения в связи с походом римского полководца Помпея. Страбон неоднократно отмечал, что при этом его главным источником было сочинение Феофана Митиленского, лично участвовавшего в походе Помпея и таким образом побывавшего в Иберии и Албании. В то же время Страбон пользовался и другими источниками. Он, например, ссылается на крупного ученого III в. до н. э. Эратосфена, который, как известно, сам в Закавказье не был. Он, в свою очередь, сведения о племенах Закавказья почерпнул из ныне утерянном отчета Патрокла. Известно, что последний по поручению Селевка I и его сына-соправителя Антиоха I в 283-282 гг. до н. э. организовал экспедицию в Каспийское море с целью изучения водного торгового пути из Индии в Черное море. Во время этой экспедиции Патрокл проплыл вдоль западного побережья Каспийского моря и имел возможность ознакомиться с жизнью населения этого края. По всей вероятности, в отчете Патрокла имелись ценные сведения о племенах прибрежного населения Албании. Он мог также путем расспросов собрать ряд сведений о внутренних областях этой страны. Нет сомнения в том, что некоторые сообщения, особенно относительно внутреннего социально-экономического состояния Албании, Страбоном почерпнуты через Эратосфена у Патрокла. Страбон, помимо сочинения Феофана, мог пользоваться и рассказами других очевидцев, побывавших в Албании с Помпеем и позже в 36 г. до н. э. с полководцем Антония Канидием. Но ни Помпей, ни Канидий не проникли вглубь внутренних областей Албании. К сожалению, из-за ограниченного объема книги мы в данный момент лишены возможности подробно останавливаться на этих походах римлян в Албанию. Поэтому здесь об этом можно говорить лишь в общих чертах. Из античных авторов эти походы более подробно освещены у Страбона, Плутарха, Аппиана и Диона Кассия. На основе этих источников путь Помпея довольно хорошо изучен акад. Я.А.Манандяном [283, с. 203-207].

Античные авторы свидетельствуют, что албаны с Помпеем сражались дважды [155, с. 154-159]. Первый раз в декабре 66 г. до н. э, когда римское войско зимовало на правом берегу р. Куры. Тогда албаны не могли захватить римлян врасплох и победить, хотя стремились к этому. Помпей узнал о желании албан напасть, подождал их, разгромил и преследовал до р. Куры. Помпей основную войну с албанами отложил на весну следующего года, однако весной ему пришлось воевать с иберийским царем Артоком, в результате чего римляне взяли его столичный город. Арток был вынужден послать своих детей Помпею в качестве заложников и заключить мир, признав, таким образом, свою зависимость от римлян. Из Иберии Помпей выступил в Колхиду, но он не смог захватить там Митридата Понтийского, ибо последний успел уйти в Боспор и отнять у своего мятежного сына Боспорское царство. Помпей не стал более преследовать Митридата и, оставив там свой флот, вернулся воевать с албанским царем Оройсом. Античные источники (особенно Аппиан, Дион Кассий), отмечают, что, желая захватить албан врасплох, Помпей не довольствовался перемирием, заключенным с албанами в предыдущем году, и напал на Албанию не кратчайшим путем через Иберию, а кружным путем через Армению.

Дион Кассий красочно описал переход Помпея через р. Куру и отметил, что после этого он двинулся к р. Камбис (отождествляется с р. Иори). На этом пути и после р. Камбис до р. Абант (отождествляется с р. Алазани) Помпей с неприятельским войском не встречался. Только после Абанта (Алазани) Помпей узнал о приближении албанского войска. Сражение состоялось на левом берегу р. Абант. Помпей тактически перехитрил албанского царя Оройса, навязал ему битву и одержал победу. Дион после этого довольно подробного описания похода Помпея сообщил, что, «совершив это и сделав набег на страну, Помпей даровал мир албанам и вернулся» [Dio.Cass., XXXVII, 5].

Рассказ Плутарха [Plut. Роmр., XXXIV – XXXVI] об этом походе Помпея некоторыми деталями отличается от рассказа Диона. По словам Плутарха, варвары на р. Куре возвели частокол, и поэтому Помпей с трудом перешел реку. Плутарх, как и Дион Кассий, отмечал, что после этого Помпею «предстоял долгий и мучительный путь по безводной местности, и римляне взяли на дорогу 10 тысяч бурдюков воды. С албанским войском они встречались на реке Абант». В отличие от Диона, Плутарх писал, что во главе албанского войска стоял не царь, а его брат Косид (Козис), который и погиб в сражении. Далее: «После этой битвы Помпей намеревался пройти до Каспийского моря, но вынужден был повернуть назад из-за множества ядовитых пресмыкающихся, хотя находился от моря на расстоянии всего трех дней пути».

Таким образом, все античные авторы единодушно утверждали, что Помпей не смог продолжать свой поход по территории Албании и вынужден был вернуться. Он довольствовался тем, что албанский царь признал свою зависимость от Рима.

Ознакомившись с полководческой деятельностью Помпея, нельзя не заметить его осторожность при всяких сомнительных обстоятельствах. Он не рискнул продолжить свой поход в незнакомую Албанию, население которой было враждебно настроено к римлянам. Следовательно, надо думать, Помпей не углубился в густонаселенные области Албании. По всей вероятности, он не взял ни одного крупного населенного пункта городского типа в Албании, чем следует объяснить отсутствие сведений о городах этой страны у античных авторов, описавших этот поход. В то же самое время они не забыли упомянуть подобные города Армении и Иберии, которые были взяты римлянами. Наличие городов и в Албании во время похода Помпея, ныне не может вызывать сомнения, тем более, что это доказывается археологическими раскопками.

Вероятно, вглубь Албании не проник и Канидий в 36 г. до н. э. Дион Кассий пишет, что Канидий «победил царя Иберии Фарнабаза, привлек его к союзу и, вторгнувшись вместе с ним в соседнюю Албанию, победил албанов и их царя Зобера и обошелся с ним подобным образом» [Dio.Cass., ХLIХ, 24].

Здесь мы лишены возможности подробно изложить политические события и взаимосвязи народов Закавказья с Римом в то время, тем более, что эти вопросы неоднократно исследованы авторами, занимавшимися древней историей Албании, Грузии и Армении. Хочется отметить лишь то, что после похода Помпея в I в. до н. э. и в первых веках н. э. политическая обстановка способствовала появлению и расширению связей народов Закавказья с Римом. Римляне смогли собрать более полные сведения о жизни этих народов. Этим, быть может, следует объяснить появление сведений и о городах Албании и у античных авторов в I-II вв. н. э.

Первые сведения о городах Албании имеются в энциклопедическом труде Плиния Старшего. В частности, он пишет: «Главный город Албании Кабала…» (Prevalent oppida Albanae Cabalaca) (Plin. NH. V, 29). Из слов Плиния вытекает, что Кабала не единственный, а главный город Албании. Следовательно, он имел в виду наличие в Албании и других городов. Это положение подтверждается тем, что позже (во II в. н. э.) Клавдий Элиан в своем сочинении «О животных» упоминал наличие городов в Каспийской земле [Еl., XVII, 17], а Клавдий Птолемей перечисляет 29 городов и других менее значительных, но достаточно крупных населенных пунктов, сведения о которых дошли до Рима.

Птолемей помещает эти населенные пункты в междуречьях, или на берегах рек, протекающих по территории Албании. Сначала он упоминает четыре города, расположенных на побережье Каспийского моря. Птолемей об этих городах пишет: «За устьем реки Соаны – город Телайба; устье реки Герра – город Гелда; устье реки Касий – город Албана: устье реки Албана – город Гайтара, за которым устье реки Куры» (ϻετά τήν τоΰ Σоάνα поταϻоΰ Έкβоλήν – Тέλкιβα пόλις· Гεṗṕоυ поταϻоΰ έкβоλαί – Гέλσα пόλις· Кαισίоυ поταϻоΰ έкроλαί – Άλβάνα пόλις· Άλβάνоυ поταϻоΰ έкβоλαί – Гαιτάрα пόλις ϻεϑ᾽ἡν αίτоΰ Кύроυ поταϻоΰ έкроλαί) [Ptol., V, II, 2]. Таким образом, все эти населенные пункты, судя по Птолемею, являются полисами-городами. Вопрос локализации этих городов еще не решен, хотя он был затронут почти всеми исследователями истории Кавказской Албании. Критический обзор высказываний различных исследователей относительно локализации этих городов и гидронимов дан К.В.Тревер [403, с. 139, 140; см. также I главу настоящей книги]. В существовании этих городов никто из исследователей не сомневался. Полемику вызвала лишь их локализация. Так, А.Яновский считал, что эти города были расположены не на побережье моря, а на Куре, якобы на берегу моря нет плодородных земель и пресной воды [453, с. 132-134], что конечно, неверно. Побережье Каспийского моря, где Птолемей помещал упомянутые города, отличается плодородием и ныне. Особенно плодородно побережье моря севернее горы Бешбармак, которое привлекало внимание людей с древнейших времен, о чем красноречиво свидетельствуют многочисленные археологические памятники, в том числе городища и другие поселения, охватывающие большой промежуток времени с эпохи ранней бронзы до средневековья включительно.

Согласно С.В.Юшкову, вся территория современного Дагестана входила в состав Албании, исходя из чего он много топонимов и гидронимов Птолемея локализует именно здесь [442, с. 135], с чем, конечно, нельзя полностью согласиться.

К.В.Тревер полагает, что Соану можно отождествлять с Самуром, а остальные три реки могут быть, идя с юга, – Пирсагат, Сумгаит и еще одна река севернее их до Самура [403, с. 139]. Город Гайтара исследователи предположительно локализуют на месте Баку или южнее, в устье Пирсагата, на месте Алят [85, с. 18; 403, с. 140].

У Птолемея, после четырех городов, расположенных вдоль Каспийского моря, названы другие населенные пункты Албании, причем здесь говорится не только о городах (пόλις), но и о деревнях (кϖϻαι). Однако он не указывает, какие из этих пунктов являются городами. Можно допустить, что и деревни, упомянутые им, по величине мало чем отличались от городов, в противном случае, вряд ли сведения о них дошли бы до Рима. Здесь перечисление населенных пунктов Птолемей начинает с границ Иберии. Он пишет: «Города и деревни в Албании следующие: между Иберией и рекой, вытекающей с Кавказа и впадающей в Кир, которая течет по всей Иберии и Албании, отделяя от них Армению: Тагода (Тάγоδα), Бакрия (Вαкрία), Санва (Σανоύα), Деглана (Δηγλάνη), Нига (Νίγα)». Ни один из этих населенных пунктов пока убедительно локализовать невозможно. Не локализовала также упомянутая Птолемеем река. К.В.Тревер считает, что это река может быть Иори или Алазани [403, с. 141]. А.Яновский и А.Крымский сопоставили Нигу с Нухой, с чем трудно согласиться.

Затем Птолемей сообщал о городах и деревнях, расположенных «между указанной рекой и рекой Албаной, которая также течет с Кавказа». Здесь упомянуты одиннадцать населенных пунктов: Мосига (Мỏσηγα), Самунис (Σαϻоυνίς), Иобула (Ίỏβоυλα), Иуна (Ίоύνα), Емболей (Έϻβỏλαιоν), Адиабла (Άδίαβλα), Аблана (Άβλάνα), Мамехиа (Мαмεхία), Оссика (Όσσίкα), Сиода (Σιỏδα) и Барука (Вαроύкα). Локализация этих населенных пунктов тоже пока представляет большую трудность. Как было отмечено в первой главе настоящей работы, Мамахея отождествляется с Шемахой, Самунис с Самухом – городищем Шехербурну в Мингечауре. На этих местах при археологических раскопках действительно был добыт богатый археологический материал, характеризующий городскую жизнь. Попытка локализации некоторых из вышеупомянутых населенных пунктов менее убедительна.

Птолемей между реками Албана и Касий указывает шесть населенных пунктов: Хабала (Хαβάλα), Хобота (Хоβϖτα), Мозиата (Моᴣιάτα), Мисиа (Мισία), Хадаха (Хαδάхα) и Алама (Άλαμоς). Всеми исследователями Хабала Птолемея отождествляется с Кабалакой Плиния и Кабалой позднейших источников. Не вызывает сомнения и местонахождение этого города. Остатки города Кабалы, по единодушному мнению исследователей, расположены около современного селения Чухур-Кабала Куткашенского района Азербайджанской ССР. Местонахождение античного городища установлено за последние годы. О других породах, упоминаемых в этом междуречье, пока ничего неизвестно.

Затем Птолемей назвал два населенных пункта в междуречье Касия и Герры. Это Тиауна (θίαυνα) и Табилака (θαβιλάкα). В.В.Латышев отмечает, что в одной из рукописей Птолемея вместо Табилака (θαβιλάкα) написана Кабалаки (Кαβαλάкα) [13, с. 243]. Можно допустить, что Хабала (Хαβάλα) и Кабалака (Кαβαλάкα)  один и тот же город. Хабала выше указана в междуречье Албаны и Касия, а здесь между Касием и Геррой. Не исключено, что один город упомянут Птолемеем дважды. Однако можно предположить и то, что это разные населенные пункты с близкими по звучанию названиями. Последним населенным пунктом, указанным Птолемеем, был Тилбис (θιλβίς) в междуречье Герры и Соаны.

Птолемей местонахождение населенных пунктов Албании, помимо междуречий, указывал и по градусам, которые, к сожалению, ныне не позволяют локализовать упомянутые населенные пункты и отождествлять их с тем или иным городищем, ибо Птолемей величину окружности Земли принял неправильно [400, с. 462]. Гидронимы, названные Птолемеем, в этом деле тоже мало помогают, так как за прошедшие тысячелетия они изменились. Спорны также границы Албании, точное установление которых помогло бы локализации гидронимов и городов, о которых писал Птолемей.

В последнее время локализации упомянутых Птолемеем рек и поселений посвятил большую статью С.Н.Муравьев [308а, с. 117-147]. К сожалению, она написала без учета археологических данных. Автор полагает, что в античное время большая часть территории Кавказской Албании (почти вся равнинная часть до Мингечаура и прибрежная зона) была занята морем, а многие реки, ныне впадающие в р. Куру, тогда впадали в Каспийское море. Исходя из этого предположения он и локализовал топонимы Птолемея, что мало убедительно.

Расположение вышеуказанных населенных пунктов представляет определенный научный интерес, но нам представляется, что в данное время принципиальное значение имеет не отождествление того или иного городища с городами, упоминавшимися античными авторами, а характер градостроительства и экономическая жизнь городов этой страны, которые уже вырисовываются, хотя в отдельных случаях лишь в общих чертах.

Для изучения античных городов Албании, как мы уже указывали в предыдущей главе, большое значение имеют археологические раскопки и разведки, проведенные за последние десятилетия в Мингечауре, Кабале, Хыныслы (Шемаха), Тазакенде и ряде городищ на территории Даг.АССР (рис. 2).

В результате проведенных археологических раскопок ныне уже вырисовывается жизнь в античных городах Албании. Установлено, что эти города были административными, культурными и ремесленно-торговыми центрами страны. В них высокого уровня достигло денежное обращение, о чем красноречиво свидетельствуют довольно частые монетные находки как единичные, так и в виде крупных кладов. Определенное место в экономике городов Албании занимали также земледелие и скотоводство.

Большой научный интерес представляют пути возникновения этих городов, которые являются продуктом определенной ступени социально-экономического развития общества. Пути их возникновения были разными. Вопросы, связанные с возникновением городов Греции и Рима, в советской историографии исследованы и обобщены В.Д.Блаватским [91, с. 7-30]. Он отмечает, что некоторые греческие города, ставшие центрами полисов, являлись прямыми преемниками эгейских «асте» (ἂστη). Последние первоначально были убежищем (refugium) для сравнительно небольшой округи [91, с. 8-9]. Среди населения городов было много землепашцев. В этих городах, служивших политическими, культурными и нередко культовыми центрами страны, развивались ремесло и торговля.

Несомненно, как отметили многие исследователи, значительным фактором развития урбанизма была волна греческой колонизации в VIII-VI вв. до н. э. Она была вызвана тем, что полисная структура порождала избыток свободного населения, которое часто было вынуждено эмигрировать в принудительном порядке. Кроме того, хора греческих полисов не могла обеспечить население продуктами питания, в связи с чем города стремились обеспечить население хлебом, приобретенным у варваров, на территории которых они основали торговые фактории-эмпории или города-апойкии. Многочисленные подобные города возникли также в Северном Причерноморье. Они были основаны крупными полисами метрополии, где были сильно развиты ремесло и торговля, такими городами, как Милет, Коринф и др.

Мощный скачок в развитии урбанизма происходит в эллинистическую эпоху [462; 248]. В это время высокого уровня развития достигает ремесло, торговля и международные связи. Торговля приобретает мировой характер и в нее втягиваются все новые и новые страны.  Эллинистические цари основали очень много городов, которые, по сути дела, были их опорой в различных частях страны. Города эти, часто построенные по гипподамовой системе планировки, имели внушительные размеры и многочисленное население. Для примера можно упомянуть такие города, как Антиохия на Оронте, Александрия в Египте и др. Экономика подобных городов намного превосходила экономику классических полисов Греции.

Указанные города отличались в правовом отношении от полисов предыдущего времени. Политическая свобода «элевтерия» (Έλευϑεрία) ранних полисов отличалась от правовых норм эллинистических городов, для которых она сводилась лишь к внутреннему самоуправлению города. Это право городу представлялось царем. Последний в городах имел своего чиновника- эпистата. Общие вопросы античного градостроительства широко известны и вряд ли целесообразно на них останавливаться. Отметим лишь то, что города эллинистического типа, основанные царями, в эту эпоху возникли и в соседней с Албанией Армении. В качестве примера можно назвать такие города, как Арташат и Тигранакерт. Я.А.Манандян отмечает, что поскольку Арташат был построен на магистральном пути, он скоро стал не только политическим, но и торговым центром [285, с. 49]. С развитием ремесла и торговли связывает возникновение городов Армении в эллинистическую эпоху также С.Т.Еремян [169, с. 11-31]. Г.X.Саркисян [379, с. 73; 378, с. 63] и С.М.Кркяшарян [253, с. 148-166, 253] считают, что возникновение городов нельзя связывать, как делают некоторые исследователи, лишь со стремлением армянских царей развить в стране торговлю, ремесло, а также насадить эллинистическую культуру. Однако роль торговли и ремесла в возникновении и развитии городов авторы не отрицают. Действительно, указанные города были основаны на главных торговых путях того времени. Г.А.Тирацян отмечает, что некоторые явления градостроительства Армении в эпоху эллинизма восходят к более древнему периоду. Автор справедливо пишет, что часть армянских городов возникла на местах ранее существовавших поселений и даже городов урартского времени. Возникновение их было обусловлено развитием земледелия, ремесла и торговли [394, с. 87-98; 395, с. 160-174]. В развитии ремесла и торговли в эллинистических городах Армении большую роль сыграло также насильственное переселение греческого и еврейского населения городов Малой Азии, захваченных армянскими царями в результате победоносных войн. Так, например, Аппиан отмечает, что Тигран из завоеванной Капподокии увел 300 тыс. жителей [Арр. Mitr., 67]. Страбон сообщает, что он увел население 12 разоренных греческих городов [Strab., XI, XIV, 15]. Г.X.Саркисян, исследуя этот вопрос, пришел к выводу, что при Тигране II в Армению из различных стран было переселено до полумиллиона человек [378, с. 51].

С. М. Кркяшарян считает, что основанием городов армянские цари стремились консолидировать господствующие классы, развивать ремесло и торговлю, насаждать эллинистическую культуру, которая должна была служить прогрессу армянского общества и стать идеологическим оружием в борьбе с римской экспансией [253, с. 20]. Об основании царями городов в Албании в античное время можно лишь предполагать, ибо в письменных источниках об этом никаких сведений нет. Можно предположить, что подавляющее большинство городов Албании возникло в результате общего социально-экономического развития страны на основе более древних поселений, а также то, что первоначально некоторые из них были административными, социально-экономическими и культовыми центрами отдельных племен. Вероятно, об этом свидетельствуют названия албанских городов Гелда и Албана, которые можно связать с гелами и албанами. В этой связи уместно упомянуть, что, согласно Страбону, до возникновения единого Албанского государства каждое из 26 албанских племен управлялось своим царем. А Птолемей упоминает 29 населенных пунктов Албании. Таким образом, разница между количеством топонимов и этносов небольшая. Эти поселения, увеличившиеся путем синойкизма в результате развития товарного производства, ремесла и торговли, стали превращаться в города. Несомненно, важную роль здесь сыграла консолидация племен Албании, возникновение здесь классового общества и государства. В возникновении городов, наряду с внутренним развитием страны, немалую роль играли торговые пути того времени, проходившие по территории Албании.

Археологические исследования свидетельствуют о том, что в Мингечауре и Шемахе в античную эпоху города возникали на основе более древних поселений. В Мингечауре жизнь не прекращалась с эпохи ранней бронзы вплоть до позднего средневековья. Археологические материалы позволяют установить, что Мингечаурское поселение уже в начале эллинистического периода превратилось в поселение городского типа. Долголетние археологические исследования позволили Дж.А.Халилову прийти к подобному же выводу относительно древнего гор. Шемахи. Он на основе многочисленных материалов достоверно установил, что раскопанное им поселение у гор. Шемахи стало превращаться в город в конце III в. до н. э. [415, с. 421-422].

В античную эпоху на территории современной Даг.АССР некоторые поселения путем дальнейшего развития превратились в города, о которых мы говорили в первой главе настоящей работы.

Вопрос о возникновении главного города Албании – Кабалы пока неясен. Нами при раскопках на городище Кабала античной эпохи вскрыты три строительных горизонта, которые охватывают промежуток времени с конца IV в. до н. э. до начала II в. н. э. Эти горизонты лежат непосредственно на слое эпохи ранней бронзы. Причем самый нижний горизонт античной эпохи датируется концом IV-III вв. до н. э. и имеет черты городской культуры. Получается так, что появившееся здесь античное поселение с самого начала имело городские черты. Однако делать подобный окончательный вывод еще преждевременно. Пока можно утверждать, что Кабала уже в начале эллинистической эпохи была поселением городского типа, и, по-видимому, на заре существования Албанского государства стал его столицей.

В античную эпоху и в Грузии некоторые древние земледельческие поселения, расположенные на удобных путях, в результате дальнейшего развития ремесла и торговли стали превращаться в города [427, с. 53-66; 46, с. 146-152; 47; 94, с. 163-1661.

В древности города возникали также вокруг наиболее почитаемых храмов. Они считались храмовыми городами, образованными путем объединения сельских общин вокруг святилища. В храмовых объединениях земля считалась собственностью божества, и большая доля доходов доставалась верховному жрецу. Здесь широко применялся труд гиередулов. Подобные храмовые объединения, обычно возникавшие в густонаселенных плодородных местностях, были в Малой Азии, Армении, Албании и Грузии [352, с. 7; 94, с. 155].

Храмовые города, видимо, были довольно богатыми, о чем, в частности, свидетельствуют материалы, выявленные при их раскопках. О.Д.Лордкипанидзе не без основания считает Вани храмовым городом в Грузии, где за последние десятилетия сделаны выдающие археологические открытия [278, с. 43-80].

В Армении «подчеркнуто религиозный характер» имел древний Армавир. Подобно Армавиру там возникли города Ериза, Аштишат, Ани и другие [253, с. 20]. Верховные жрецы имели большую власть в ряде античных государств. Так, Страбон сообщает, что верховный жрец был вторым лицом после царя в Каппадокии, Понтийском Комане и в Албании. В Армении главным жрецом был или сам царь, или его ближайший родственник [253, с. 20].

Настоящим храмовыми городами-государствами справедливо считают Зелу и Коману. В Зеле находился храм малоазийского божества плодородия и материнства. Божество отождествляют с иранской Анаит. Город имел полисное устройство. Как в Зеле, так и в Комане верховный жрец был правителем. Эти храмовые города чеканили и монету [352, с. 47-51]. Жрецы-правители храмовых городов-государств Малой Азии командовали также войском. Все свободные члены этих храмовых общин одновременно были воинами. Капподокийские жрецы-правители были также полководцами [352, с. 77-78]. Ани в Акилсене с храмом Зевса – Армазда, являющийся одним из крупнейших храмовых центров Армении, был укреплен оборонительными стенами. Укрепленным городом была и Ериза с храмом Анаит [352, с. 79-80]. А.Г.Периханян на основе привлечения разносторонних источников установила, что «малоазийские храмовые общества по своему устройству и социальной сущности стояли очень близко к полисам». Полисы в эллинистических государствах были опорой царской власти. Царь дал полисам право внутреннего самоуправления, а право решения внешнеполитических вопросов оставил за собой. Таким образом, полисы были опорой рабовладельческих эллинистических государств. В свою очередь сами полисы для подавления возможных волнений среди зависимого и полузависимого населения опирались на военную силу государства [352, с. 145-147]. Как пишет А.Г.Периханян, полисные права получили важнейшие храмовые центры восточной Малой Азии, такие как обе Команы, Зела, Тиана, Аниса, Ольба, Кастабала и др. Это подтверждается и надписями, найденными в этих центрах, где они названы полисами [352, с. 156].

Наличие храмового объединения в Албании было отмечено Страбоном [более подробно по этому вопросу см.: 403, с. 150-157; 452]. Он писал, что албаны «почитают богов Гелиоса, Зевса и Селену, в особенности же Селену. Есть святилище ее (Селены) недалеко от (границ) Иберии» (ϑεоύϛ δέ τιϻϖσιν Ἢλιоν кαί Δίх кαί Σελήνην, διαφερόντως δέ τήν Σελήνην. Ἔστι δ΄αύτηϲ τό Ὶεрόν τῆϛ Ἰβηρίαϛ Пληδίоν) [Strab., XI, 4, 7]. Возможно, в Албании, как и в Малой Азии, храмовых областей было несколько, но наиболее известной из них считалась храмовая область божества Селены. Далее Страбон отмечал, что в данной храмовой области «… жречествует муж наиболее уважаемый после царя; [Он] стоит [во главе] храмовой области, обширной и хорошо населенной…» (Ὶερᾶται δȁνĵе ἐντιμότατоϛ μετά γἐ τόν βαδιλἐα, пρоεστὠϛ τῆϛ Ὶερᾶϛ хὠραϛ, поλλῆϛ кαί εὺάνδρоᴜ, кαί άᴜτῆϛ…) [Strab., XI, 4, 7].

Таким образом, как видно из сообщения Страбона, храмовая область в Албании сильно напоминает подобные области Малой Азии и Армении. Как уже было сказано, в Малой Азии вокруг святилищ возникали поселения городского типа. Причем храмовые города имели почти полисную структуру и мало чем отличались от других эллинистических полисов. Верховный жрец в храмовых объединениях Малой Азии и Армении так же, как в Албании, являясь наиболее уважаемым лицом после царя, имел огромную власть. Может быть, и в Албании вокруг наиболее почитаемых храмов возникали поселения городского типа, хотя они могли иметь некоторые свои местные особенности, отличающие их от храмовых центров Малой Азии. Большой интерес в этом отношении представляют и другие сообщения Страбона. Например, когда он говорит о Фарнакии, упоминает храм Луны (Мена), а затем торговый городок (комэ-полис) (Кωμόпоλιϛ) Америю. Страбон констатирует, что она обладала большим количеством гиеродулов и храмовой землей, и при этом добавляет, что тут имеется «святилище Селены как у албанов и во Фригии» (Ἔδτι δέ кαί τоũτо τῆϛ Σελήνηϛ τό Ἰεрόν, кαϑάпεе τό ἒν Ἀλβανоῖϛ кαί ἒν фрυγια) [Strab., XII, 2, 3).

Таким образом, наличие в античную эпоху в Албании храмовых центров городского типа, как нам представляется, не должно вызвать серьезного возражения, хотя в археологическом отношении они еще не выявлены и не изучены.

В письменных источниках нет сведений относительно правовых норм и внутренней жизни городов Албании. Мы не знаем также, основали ли албанские цари города в античную эпоху, как в эллинистических государствах того времени. Думается, в данный момент эти вопросы могут быть освещены путем сравнительного анализа, причем с большей долей предположений и догадок. Здесь нам хочется лишь отметить, что Албанское государство, возникнув на заре эллинистической эпохи, поддерживало тесные контакты с эллинистическими странами, о чем свидетельствуют многочисленные археологические находки. Эти контакты оказывали определенное воздействие на внутреннюю жизнь страны. Возможно, что албанские цари в античную эпоху, как и цари других государств того времени, должны были содействовать развитию страны, товарного производства, торговли, и исходя из этого способствовать превращению некоторых поселений в города, либо основывать новые города в своем довольно обширном государстве. Об основании городов албанскими царями в более позднее время имеются сведения у Моисея Каланкатуйского. Он сообщает, что во второй половине V в. албанский царь Ваче по велению персидского царя Пероза «построил великий город Перозапад, который называется теперь Партав» [15, 7; 15, II, 19]. Можно допустить, что албанскими царями были основаны города и в античное время, тем более, что они были знакомы с широкой практикой основания городов царями тех стран, с которыми держали довольно тесные контакты.

Вероятно, города Албании в античную эпоху, как в других странах того времени, были опорой государственной власти на местах. Они сыграли большую роль в экономической и культурной жизни страны, были административными центрами и центрами ремесла, торговли и культуры. К сходному заключению относительно этих городов пришел также Дж.А.Халилов, исследовавший материальную культуру Албании античного времени.